Artemisia Gentileschi. Караваджо в женском облике
Рим начала семнадцатого века. Богатство
Ватикана не знало меры – на самом деле золотой век безо всяких “образно говоря”. Папский
престол и многочисленные церковные братства позволяли себе поистине щедрые
вливания в преображение Вечного города в сияющую роскошью “столицу католичества”.
Реконструкция исторических храмов и новое большое строительство согласно
канонам тогдашней моды. Закат маньеризма, которому на смену приходит барокко. Время
крушения ренессансных канонов живописи, вызванное мощным влиянием Караваджо,
породившим целую армию восторженных последователей: караваджески. Деньги,
огромные деньги – причина притока в Рим большого числа более или менее
одаренных художников и ювелиров, скульпторов и мастеровых прикладных искусств,
архитекторов… и авантюристов отовсюду, из Италии и не только: Ватикан не
экономил. Город кипел, полон творцами и шарлатанами. Именно в таком Риме росла
в семье потомственных художников Ломи-Джентилески девочка Артемизия.
Это семейство тосканских художников и ювелиров, основательно осевшее в Риме, с его
главой, успешным живописцем Орацио, было на хорошем счету у заказчиков как церковников,
так и богатых патрициев. Орацио Ломи Джентилески взял от фамилии вторую часть Gentileschi, чтобы отличить себя от сводного
брата Аурелио Ломи, тоже достаточно известного
в Риме и плодовитого художника. В семье было четверо детей: старшая дочь
Артемизия 1593 года и три брата. И похоже, только она унаследовала талант
многих поколений творцов своего рода.
Аллегория Живописи. Один из первых автопортретов Артемизии. |
Если верно, что испытания рождают
сильные характеры – тогда это как раз про нашу героиню. В 12 лет Артемизия
остается сиротой по матери. Синьора Пруденция Монтоне оставила этот мир и трех маленьких
сыновей на попечение старшей дочери, совсем девочки, и совершенно
отсутствующего отца, вечно занятого только своим ремеслом и погоней за новыми
заказами. В мастерской бывал и друг отца Караваджо, которого Орацио снабжал
необходимыми инструментами. Поскольку дом и мастерская были одним целым, Артемизия не смела по правилам того времени выходить в город без присмотра и все время
пропадала в боттеге, перенимая у старших техники перетирания красок, подготовки
лаков, грунтовки холстов, и похоже, началось это еще при жизни Пруденции –
где-то с ее лет девяти. Отец был рад такому интересу, и скорее всего,
относился к ней как к любому из мальчишек-подмастерьев – то есть требовательно.
Но вот учить девочку рисованию или хотя бы элементарной грамматике никто особо не
собирался, пока в подростковом возрасте она не показала уж какие-то совсем
ранние задатки одаренности. За очень короткое время с пятнадцати до восемнадцати
лет, по признанию самого Орацио в полном отцовской гордости рекомендательном
письме флорентийской гран-даме Кристине ди Лорена,
“эта дева, каковое угодно было Богу, направившему ее в профессию живописца, в течение трех лет так изловчилась в сем деле, что я сегодня могу сказать наверно – нет ей подобных, и сотворенное ею таково, что может даже важнейшие мастера сего ремесла не могут уравняться с ее уменьями.”
Возможно Орацио и преувеличивал, чтобы подороже продать таланты свой дочери, но уже первые ее работы демонстрируют крепкое владение секретами живописи по канонам того времени – как мужчина художник – хотя и при заметном и объяснимом влиянии отцовской манеры.Микеланджело да Караваджо. Юдифь и Олоферн. Галерея Palazzo Barberini, Рим. Влияние Караваджо на живопись XVII века было огромным |
Скандалы, выходящие за пределы
дома, во все времена вызывали нездоровый интерес толпы – но этот скандал, в
котором Артемизии, увы, довелось сыграть одну из ведущих ролей, получился настолько
шумным, что надолго взбудоражил художнический квартал и весь Рим, и дал пищу
для пересудов. В доме Орацио всегда крутилось множество мужчин – коллег по
цеху, аптекарей, поставлявших пигменты и лаки, подмастерьев на побегушках, сановных
заказчиков.
Одним из близких коллег по ремеслу был некий Агостино Тасси, свой
человек в доме, неплохой специалист по входящей в моду живописи квадритуризма,
или перспективной обманки, ставшей особо популярной среди римских патрициев для
украшения новых городских палаццо и загородных вилл. Работал Тасси даже для
Ватикана, о чем есть упоминания в расходных книгах папского счетовода. Похоже,
он был учителем девочки по рисунку перспективы, по просьбе ее же отца. Человек
скользкий и темный в жизни – поговаривали, что за ним тянулась тень подозрения
в заказном убийстве своей жены в отместку за измену, и в сожительстве с ее
сестрой… слухи ходили разные – он же в то время был занят с Орацио росписями в
римском палаццо Паллавичини-Роспильози, и похоже, положил глаз на хорошенькую и
смышленую дочь компаньона.
Тот факт, что Тасси, коллега и друг, был коротко
вхож в дом Орацио Джентилески, сыграл с Артемизией злую шутку – в 1612 году
выплыл наружу скандал такого рода, которые в приличных домах обычно старались
заминать: Артемизия пожаловалась отцу, что за год до этого Тасси жестоко ее изнасиловал
в ее же комнате (как потом выяснилось, по сговору с дуэньей), и заставил
испуганную и униженную девушку молчать, пообещав на ней жениться и угрожая
разглашением “ее позора”.
Сусанна и старцы. 1610. Фрагмент. Первое значительное произведение Артемизии |
Что заставило заговорить
Артемизию, оскорбленное ли самолюбие или невыполненное насильником обещание,
неизвестно. Но взбешенный Орацио возжелал публичной мести и подал на Тасси в папский
суд – и разразился скандал еще более громкий. Девушке пришлось прилюдно
свидетельствовать, детально описывая происшедшее в ее доме в мае 1611 года. Она
и под пыткой (привычной для тех инквизиторских времен) подтвердила факт
насилия, рискуя потерять руки, свой рабочий инструмент: так как истязание
состояло в зажимании под прессом пальцев.
В судебных записях описан эпизод заседания,
говорящий о силе характера и решительности совсем еще юной Артемизии: в момент,
когда ей завязывали на пальцах рук пыточные веревки она, в бешенстве, смело
закричала своему обидчику: “Так вот то
кольцо, которое ты мне даешь, и вот это твои обещания!” Литры вылитых
помоев на свою голову со стороны других мужчин боттеги, подкупленных Тасси,
позор огласки, неуверенность (ах, как не хватало тут материнской фигуры) –
всего в девятнадцать лет непросто пережить такой шквал эмоций и унижений. Тасси
в итоге признали виновным, факт совершенно исключительный по тем временам за
насилие, и наказали изгнанием из Рима, чего реально никогда не произошло.
По
другим источникам он все-таки провел в римской тюрьме Corte Savella восемь месяцев. А Артемизию сразу
после суда отец быстро выдал замуж за молодого флорентинца Пьерантонио
Стиаттези, посредственного художника из его же боттеги, имевшего перед Джентилески
некий долг. Так в определенной мере была восстановлена попранная честь молодой
женщины, чего по меркам тогдашнего общества было достаточно. Но оставаться в
Риме стало более невозможно, и после скромной церемонии венчания, молодая пара была
спешно отправлена во Флоренцию. Но реабилитироваться Артемизии пришлось еще
долгие и долгие годы, в первую очередь своим творчеством, самостоятельной
карьерой, поиском знатных покровителей и финансовой независимостью, укоротившей если не все, то много злых языков.
Что происходит с
Артемизией-художницей на таком убийственном психологическом фоне? На удивление, именно в этот период появляется
первое серьезное живописное полотно, ею подписанное и датированное 1610 годом,
по мнению многих историков, сделанное или законченное позднее указанной в
подписи даты, уже после скандального судебного разбирательства. Картина
изображает библейский сюжет “Сусанна и старцы” и демонстрирует невероятное
мастерство Артемизии в изображении человеческого тела, не боясь сложного закрученного
ракурса главной героини. Эта ранняя картина некая метафора всего, что произошло
с молодой женщиной, где две нависающие темной массой над Сусанной мужских
фигуры – как властный отец и негодник Тасси в жизни, и от обоих ей хотелось
защититься – прикрыть свою наготу перед чужими, недобрыми глазами.
Во Флоренцию скандальная римская
история добралась раньше молодых супругов Стиаттези. И хотя написанные отцом
рекомендательные письма высокородным флорентинцам помогли в начале, а особенно
яркий талант и сама необычность фигуры женщины-живописца, легкими для Артемизии
эти годы назвать нельзя. Как раз наоборот. Она стремительно росла как
профессионал, впервые освободившись от жесткого наставничества отца, подсматривая
и беря лучшее у своих коллег по цеху, адаптируя свою технику под поставленную
задачу с поистине хамелеоновой быстротой, изобретала неожиданные композиции к
традиционным сюжетам, мастерски как никто писала женское тело. Она умело расширяла
круг заказчиков: от местного дворянства и католических прелатов до правящей
семьи герцога Козимо II Медичи.
Остается только удивляться ее плодовитости: сколько приходилось
работать молодой женщине, учитывая, что именно она содержала семью при
неспособном муже, ставшем ей лишь прикрытием и в некоторой степени импресарио.
За эти восемь флорентийских лет она родила четверых детей, из которых до
взрослого возраста дожила только дочь Пруденция, названная в память о матери. Бесконечные
семейные неурядицы, беременности и роды, множество начатых полотен для самых
разных заказчиков, интенсивная светская жизнь…
Юдифь, обезглавливающая Олоферна. 1620. Уффици, Флоренция. Именно эта вторая авторская копия с первой картины 1612 года пугала герцогиню Кристину де Лорену в палаццо Питти |
А еще она мстит мужчинам
за свое девичье унижение, страшно и жестоко… во многих своих картинах тех лет.
Как будто изживая из себя этой живописью боль и обиду. Сильные женские образы
Сусанна, Лукреция, Юдифь, Иаиль – ее персонажи. Именно в эти годы она пишет
одно из самых мощных своих полотен, композицию которого задумала еще в Риме – “Юдифь,
обезглавливающая Олоферна”. Даже у Караваджо, который тоже изображает сам
момент отсечения головы Олоферну, эта сцена выглядит не такой страшной. Вторая
ее версия была приобретена герцогиней Кристиной де Лорена для своей галереи (потом
Уффици), и сохранилась история, рассказывающая, что картина специально была
повешена в дальнем, менее освещенном углу палаццо Pitti, и знатная дама старалась поменьше смотреть в ее сторону,
проходя мимо, такая сила исходила от этой живописи. Здесь показательно
восклицание Роберто Лонги, одного из первых исследователей, заново открывших
Артемизию в прошлом веке, в своей статье 1916 года:
"Кто бы мог подумать, что на белых простынях, с тонко изученным светом и тенью, достойных кисти Вермеера, в натуральный размер, должна произойти такая жестокая и отвратительная бойня[...] Но – просится сказать - но ведь это ужасная женщина! Неужели женщина написала все это?”
Очень важную роль в отходе от
темы мести и своеобразном “укрощении строптивой” сыграла встреча с одним
незаурядным персонажем: Артемизия знакомится и завязывает дружбу с Микеланджело
Буонаротти Младшим, племянником и наследником великого флорентинца. И этот образованнейший
человек становится ее щедрым заказчиком и покровителем. Именно в его доме она смогла
познакомиться с самыми просвещенными персонажами того времени: музыкантами,
литераторами, учеными, поэтами и гуманистами. Вероятно, именно там она завела
дружбу с Галилео Галилеем, прибывшим в этот период во Флоренцию по приглашению
Медичи, и привязанность эта, взаимное уважение и переписка между двумя продлятся
годы.
Общение с самыми просвещенными людьми города, их внимание и даже
восторженное поклонение перед ее художественными талантами, видевшими в ней
феномен, вернули молодой женщине покой и самоуважение, пробудили здоровую
амбицию.
В этот период происходит еще два
значительных события в жизни Артемизии: в июле 1616 года ее, первую в истории
женщину, зачисляют в престижную Академию Искусства Рисунка. А это означало
заказы, диалог на равных с другими художниками, работавшими тогда во Флоренции,
статус. Так “pittora”, или “pitturessa” (живописица) одержала одну из самых важных
своих побед: прибывшая сюда униженной беглянкой из Рима, она заняла видную
позицию в городе и при дворе Медичи, где незадолго до этого работали самые
выдающиеся мастера Ренессанса.
А еще, что парадоксально, именно в это время она
наконец научилась читать и писать (и похоже, играть на лютне), ведь отец Орацио
не слишком беспокоился о просвещении дочери – отношение к женщине в то время
лишь немногим отличалось в лучшую сторону в образованных благородных домах. И ее
не очень грамотные, но искренние и эмоциональные письма составили еще одну
важную страницу об этой неординарной женщине, так сильно отличавшейся от своих
современниц: ее переписка – это клубок страстности, амбиций, резкой прямоты и
глубокого ума.
Симон Вуэ (Simon Vouet). Портрет молодого человека (Франческо Мария Маринги?). Париж, Лувр. Французский живописец Вуэ был другом и восторженным почитателем Артемизии |
Именно благодаря письмам мы
сегодня знаем еще об одном важном факте из жизни нашей героини этого периода
(как все это уместилось в неполных восемь флорентийских лет?!): Артемизия
страстно полюбила – у нее не могло быть по-другому. Не без проблем – а как иначе
при ее социальном статусе замужней дамы. К тому же избранник был очень высокого
ранга, ее ровесник, единственный наследник старинного флорентийского рода
Франческо Мария Маринги. Он также искренне и страстно отвечал взаимностью,
создавал ей тылы, поддерживал финансово, решал ее запутанные долговые
обязательства и даже прятал у себя во дворцах от ареста за долги ее картины и
заботился о двоих ее маленьких детях во время переезда родителей.
Очевидный мезальянс
не позволял обоим даже думать о каком-либо официальном сближении, что не
помешало этой любовной истории длиться, похоже, до конца их дней. А пока, на
этом этапе отношений, письма Франческо Мария получал от обоих супругов
Стиаттези: благодарные за помощь в решении многочисленных дел семьи от
Пьерантонио, возможно закрывавшего оба глаза на сентиментальную историю жены,
страстные, смелые и ревнивые от Артемизии. Они действительно опережали свои времена
по многим позициям – рядом с этой великой женщиной преображались и близкие ей
люди.
Мария Магдалина. 1616-1618. Еще один из образов, к которому Артемизия возвращалась всю жизнь. Ее знаменитые желтые и золотые тона. Галерея Palatina – © 2011. Foto Scala, Firenze |
Общение с высшим светом, сливками
просвещенного общества, церковными прелатами требовали соответствия и в “тоне
жизни”, соответствия рангу и кругу. Наряды, украшения, содержание дома, слуги,
материалы, подмастерья – все требовало немалых денег, источником которых были
только картины Артемизии: работала она много, принимая все возможные заказы.
При этом жила на широкую ногу как она, так и ее супруг-импресарио. Пока перед
парой не стала необходимость погашения долгов со множеством кредиторов. Не без
причины опасаясь преследования, Артемизия часть работ, самое ценное имущество, редкие
дорогие пигменты, незаконченные и законченные полотна спрятала в нескольких
домах возлюбленного. Рассовав картины по разным залам как его собственные
приобретения, спрятав в чуланах.
Отношения с герцогской семьей Медичи
становились все более натянутыми, Козимо Медичи тяжело болел, это усугубляло
настроения при дворе. Вторым, личным поводом стали распространяющиеся в городе по
вине болтливой служанки сплетни о романе с неравным ей по положению дворянином.
И вот 11 февраля 1620 года на средства того же Франческо Марии было решено
бежать из Флоренции в Рим через Прато. Ее дом и мастерская со всем имуществом
по приказу герцога Козимо оказались под арестом до завершения заказанных
полотен, за которые был выплачен щедрый аванс, а двое маленьких детей Пруденция
и Кристофано оставлены на попечение верного Маринги до прояснения ситуации. Потом
со всеми увертками конспирации, рискуя не только репутацией, он скрытно,
частями передавал имущество возлюбленной в Рим, потому что и сам подвергся
обвинениям в укрывательстве и даже обыскам, спасаемый только своим высоким
положением.
Итак, почти с пустыми руками Артемизия возвращается с мужем в Рим,
где ненавистный обожаемый отец, выросшие братья и перспектива множества и
множества заказов. Ей было на тот момент 27 лет.
Рим того времени можно сравнить с
Парижем второй половины девятнадцатого века: художники стекались сюда со всей
Европы. Кроме мастеров из разных уголков Италии тут были французы, испанцы,
фламандцы. Артемизия чувствовала себя зрелым мастером, признанным такой строгой
школой как флорентийская, финансово успешной и умеющей строить отношения с
заказчиками самого высокого ранга. И если тут была востребована манера Караваджо,
она научится писать, как Караваджо – она может все, ей подвластны любые техники
и приемы. Она талантливый зрелый живописец.
Портрет благородного кавалера (Antoin de Ville), 1626-1627. New Bryant Collection New York. Один из множества портретов Артемизии римского периода |
Через горе и боль возвращались
золотые времена, и заказы потекли рекой. К традиционным библейским и историческим темам прибавились портреты, которые очень охотно заказывала
местная знать. Высокородных дам намного спокойнее отпускали часами позировать
перед женщиной-художником. И дочь pittora в негласном
соревновании победила в мастерстве своего жестокого учителя отца. Так что уже в
конце мая 1620 года Пьерантонио доверительно пишет Маринги, извиняясь за долгое
молчание жены:
“Ваша светлость должен извинить Артемизию, если не пишет, потому что сильно занята и имеет много работы, и тут бегают все эти Кардиналы и Герцоги, что у меня все время полон дом, так что она не может даже поднести руку ко рту. Только ваша светлость должен ее извинить, потому что не может она делать иначе.”
Просторный дом, снятый по
настоянию и на средства Маринги, где Артемизия жила с двумя слугами и дочкой,
все сложнее становилось делить с Пьерантонио, навязанным Орацио и полностью
выполнившим свою изначальную функцию восстановления репутации. И уже к 1623
году ей удалось окончательно освободиться, буквально откупившись от совсем уже ей
невыносимого мужа – попытки эти она начала еще во Флоренции, на заре отношений
с Франческо Марией, пообещав супругу на содержании все свое приданное и
значительную часть общего, большей частью ею заработанного имущества.
Пьерантонио уезжает
из города, чтобы уже никогда больше не появиться на пути Артемизии. Сама же она
заняла соответствующее ей привилегированное положение одного из самых востребованных
и хорошо оплачиваемых, наравне с мужчинами, живописцев. Заслуженно богатая, спокойная,
уверенная в себе и, наконец, свободная женщина в свои тридцать лет. “Земную жизнь пройдя до половины”, ровно
до половины, как оказалось…
***
Похоже, что страстная натура и необходимость
постоянно скрывать очевидные для многих отношения с возлюбленным Маринги, а
возможно, и недостаточное к ней внимание в конкурентном Риме, толкают Артемизию
на новые переезды – на этот раз, привлеченная славой венецианской живописной
школы, как и богатством Яснейшей, в 1627 году она оставляет дом на via del Corso в Риме и отправляется в прекрасную
Венецию, в поисках новых заказов, новых знакомств и новых умений. По другим
свидетельствам, в тот год у нее родилась дочь, вероятно от Маринги… но эта
новость также туманна и расплывчата, как размытые горизонты Венеции.
Не сохранилось ни ее полотен, ни свидетельства
заказов того времени – у Яснейшей венецианской республики был свой апломб, свои
традиции, свой кружок популярных художников, в который римлянке, возможно, трудно
оказалось вписаться. От этого периода остались только посвящения венецианских
поэтов и хвалы ее талантам живописца в городских хрониках тех лет.
Святой мученик Януарий в амфитеатре. 1636-1637, 2 х 3 метра. Один из трех холстов для кафедрального собора в Поццуоли под Неаполем. |
В 1630 году Артемизия решает
вернуться на юг Апеннинского полуострова, в Неаполь, столицу королевства
герцога Д'Алькала, одного из самых богатых и процветающих в то
время. В этом городе ей было суждено осесть до конца своих дней, не считая
некоторых недолгих выездов в иную географию. Маринги с ней в Неаполе, и по
некоторым свидетельствам можно предположить, что двое вечных любовников здесь тайно
обвенчались. Она заводит высокие знакомства, содержит обширную боттегу, в
которую собирает самых способных молодых живописцев, впервые получает очень важные
заказы от церкви – как три огромных холста для кафедрального собора в Поццуоли.
Дружит с меценатами и гуманистами, выполняет заказы для испанского двора, для
его величества короля Филиппа IV.
Неприлично долгое время отказывает королю
Чарльзу I Стюарту, фанатичному коллекционеру искусства, заинтересовавшемуся
необычной фигурой женщины-художника, в переезде в Англию, для выполнения при
его дворе нескольких полотен. Артемизия все-таки добирается до Англии, самым таинственным и мало задокументированным образом, по настоятельному
приглашению короля и с некоей дипломатической миссией по поручению знатного семейства
Барберини. Орацио, ее отец, в то время придворный художник Чарльза, занят
росписями сводов зала во дворце королевы Генриетты Марии “Триумф мира и
искусств”.
После долгих лет, отец и дочь, художник и художница наконец
воссоединяются на равных для исполнения общего заказа. Но неожиданная смерть Орацио на
руках у дочери в 1639 году прервала эту работу – еще один невероятный эпизод в
жизни Артемизии, достойный быть включенным в роман. Задержавшись при английском
дворе еще около года, она возвращается на континент, потом в Неаполь, где ее присутствие точно
зафиксировано перепиской 1649 года.
Ей далеко за сорок, она работает
много и одержимо, много обещает с присущим ей духом авантюризма (не всегда
сдерживая обещания), только бы получить аванс в виде дорогих материалов для
живописи, да и денег. Умело руководит обширной командой подмастерьев, умеет
получать важные заказы, сама себе агент. Ей покровительствует просвещенный богач
дон Антонио Руффо, один из ее верных коллекционеров.
В Неаполе она выдает замуж дочь. Фигура Маринги незримо
присутствует во всех ее жизненных перипетиях, и хоть после 1620 года не
сохранилось ни одного их письма друг другу (возможно косвенное подтверждение
того, что они не разлучались), близость двух любящих людей обнаруживается в
переписке Артемизии с другими современниками. Удивителен уверенный тон ее писем
этих неаполитанских лет, хорошо передающий ее осознание себя как состоявшегося
и признанного мастера. Вот какими словами рассказывает pittora старинному другу Галилео
Галилею о недостающем ей внимании и заказов молодого герцога Тосканского, сына
Козимо:
“...я была бы польщена минимумом его благосклонности, чем всей той, которую я получила от Короля Франции, Короля Испании, Короля Англии, и от всех других правителей Европы”.
Один из залов выставки "Артемизия Джентилески и ее время" в Музее Палаццо Браски в Риме, 30 ноября - 7 мая 2017 |
Неизвестно, когда ушел из жизни преданный
Франческо Мария Маринги, его следы теряются в Англии в конце сороковых.
Артемизии не стало весной 1653 года. И согласно источников, она была похоронена
при церкви Сан Джованни Флорентийцев в Неаполе, с короткой латинской эпитафией
на камне “Heic Artemisia”
– “Тут Артемизия”.
Эта история достойна того, чтобы ее помнили –
история одаренной художницы, сильной, неординарной женщины, сломавшей многие
незыблемые догмы и устои своего времени. Но и история любви, длиной в жизнь,
достойной романов и фильмов.
“Прощайте, самый дорогой, жизнь моя, без вас я ничто, целую ваши руки, которые так мне нравятся. Верная раба вашей светлости, Артемизия Ломи”
В статье использованы материалы
книги “Artemisia Gentileschi. Storia di una passione”, 2011, 24 ORE Cultura, выставки “Artemisia Gentileschi e
il suo tempo”, Museo di Roma -
Palazzo Braschi, 30 ноября – 7 мая 2017, сайта Artemisia
Gentileschi. Цитаты по книге “Artemisia Gentileschi. Storia di una passione”. Иллюстрации из открытых
источников. В начале статьи репродукция картины Симона Вуэ "Портрет Артемизии Джентилески" 1623-1626 и Антонио да Сангалло Старшего "Замок Святого Ангела. Вид с юга", Рим времен Артемизии.
Понравилось, поделитесь
Комментарии
Отправить комментарий